Личное дело сотрудника личной охраны - Страница 3

Да, наша система охраны была самой совершенной и самой во всех смыслах этого слова — неподкупной.

Однажды я был с женой в театре. Ставили трагедию великого английского драматурга Вильяма Шекспира «Ричард III». И когда мы возвращались домой, жена спросила:

— Как же эти двое наемных убийц могли проникнуть в Тауэр и задушить маленьких принцев? Там же была охрана, и не все ее солдаты повиновались Ричарду Глостеру, ведь он еще не был тогда настоящим, всеми признанным королем?

В ответ я только пожал плечами. Меня эта сцена тоже заинтересовала. Я нашел ее не то чтобы неправдоподобной, а какой-то несовременной, и подумал, что у нас ничего такого случиться не могло. Но не сказал об этом жене, потому что у нас не принято с кем бы то ни было говорить о служебных делах.

Правда, был один, который не прочь был поговорить. Нет, не с семьей или знакомыми, а в своей среде. Ему хотелось обсуждать слухи о перемещениях в правительственных верхах, о росте или падении влияния того или иного деятеля из окружения Главы Государства. Нам все это было виднее, чем прочим жителям страны, даже столицы. Многое происходило у нас на глазах. Конечно, не важные секретные заседания, где решались судьбы этих деятелей, а результаты решений, которые немедленно отражались на том, кто рядом с кем стал перед фотоаппаратом или объективом телекамеры, кто на кого как посмотрел, как кому улыбнулся. Но обмениваться на этот счет мнениями мы не любили. Не из осторожности. Друг другу мы доверяли, иначе не могли бы работать, как единый слаженный механизм. Нельзя сказать, чтобы нас все это совсем уже не интересовало. Просто это относилось к другой, не к нашей сфере. Так что тот человек у нас не прижился и был переведен куда-то в другое место. Не думаю, чтобы на него кто-нибудь донес. Не прижился — и все.

Наша же сфера основывалась на некоем в самом себе совершенном безличии. Может показаться странным, что в загородной резиденции Главы Государства (а был там, кроме дома, еще большой огороженный кусок леса) не водилась никакая живность. Ну там муравьи, всякие комахи — да, а зверье покрупнее — ежи, барсуки, ласки, полевые мыши — нет. Даже птицы залетали неохотно. Глава Государства как-то попросил завести для его внуков скворцов. Так сколько труда стоило садовнику приручить пару, чтобы она каждое лето к нам прилетала: прямо с рук их кормил. И не то чтобы зверью кто-то мешал. Мы вели себя тихо. И вообще людей здесь ходило меньше, чем в обычном лесу.

Однако это лишь на первый взгляд странно, а по сути нормально. Ничему чужому, что в систему охраны не вписывается, тут места не было. Резиденция Главы Государства — это объект, как ракетная база или атомная электростанция. И мы охраняли ее как объект, а не как место для жизни. Даже сам Глава Государства, при всем безмерном нашем к нему уважении, для нас был объектом, потому что ни у кого из нас не было с ним никаких личных отношений. Ведь ни с одним из моих товарищей он не обменялся и словом. И это было хорошо, было нужно; именно это довершало безукоризненность всей системы охраны.

Так вышло, что я — единственный из всех нас — один раз говорил с Главой Государства. Вот как это было. Глава Государства отбыл к морю, на отдых. Вся наша система функционировала там так же, как в городском доме, (где Глава Государства почти не бывал) и как в загородной резиденции. Но внутри железного кольца охраны там царил какой-то иной, я бы сказал, курортный дух. И сам Глава Государства появлялся на людях не при всех орденах и регалиях, а в просторной домашней куртке, слегка застиранной. В тот день я дежурил на боковой аллее с видом на море; она вела к лифту, доставлявшему к пляжу, к купальням. Но, конечно, стоял я не на аллее, а, как и положено, в кустах, держа всю аллею под наблюдением. День был очень жаркий, в кустах нечем было дышать от нестерпимой духоты, к тому же росли на них большие розоватые цветы, которые распространяли тошнотворно-сладкий запах. Я — человек совершенно здоровый — почувствовал, что мне нехорошо: закружилась голова и перед глазами как бы туман стоял.

Глава Государства уже давно не спускался к морю и по аллее этой не ходил. Членов его семьи в это время с нами не было, так что воспользоваться лифтом и купальнями никто права не имел, и вероятность, что кто-нибудь тут сейчас пройдет, была очень мала. И я решил пойти на нарушение. Вышел на аллею и присел на низкую, удобную скамью, даже откинулся на ее спинку. Это курортный дух, который царил в резиденции и о котором я уже упоминал, спровоцировал меня на такое решение.

Мне, наверное, в самом деле было плохо, я отравился этим проклятым запахом, потому что ничего не услышал и не почувствовал, пока Глава Государства не появился из-за олеандрового дерева и не застыл, увидев меня. На нем была просторная домашняя куртка, а на голове помятая соломенная шляпа, будто она когда-то упала в воду и потом высохла. Я так растерялся, что не вскочил со скамьи, а продолжал сидеть и смотреть на него. Он отрывисто и встревоженно спросил:

— Вы кто?

Только тогда я вскочил со скамьи и отрапортовал, что я подполковник такой-то из его личной охраны.

— Садитесь,— сказал он недовольно. — Я тоже тут с вами посижу, а то тяжело, жарко. — И он, повернувшись спиной к скамейке, согнулся в поясе, оперся руками о ее сиденье и стал медленно, мучительно усаживаться, то и дело клонясь то в одну, то в другую сторону и рискуя окончательно потерять равновесие, однако все это время не выпускал меня из поля зрения. Ему надо было помочь, но я не мог преступить барьер, пойти на соприкосновение с телом Главы Государства и стоял, вытянувшись по стойке «смирно», в двух шагах от него.